— Ну-ну.
— А теперь представь себе точное, специфическое описание каждого атома человеческого тела: какого он типа, где расположен, какие у него отношения с другими атомами в организме. Если бы ты это знал, то мог бы воскресить человека во всей его целостности, создать точную копию, вплоть до уникальных воспоминаний, хранящихся в головном мозге, до точной последовательности нуклеотидов, составляющих его ДНК. Типлер говорит о том, что в далеком будущем достаточно совершенный компьютер сможет без труда тебя сотворить, просто создав имитацию, носящую ту же самую информацию: те же самые атомы, расположенные в тех же самых местах.
— Но записи меня не существует. Меня невозможно сотворить без… Ну, не знаю — без результатов какого-то сканирования… Что-то в этом роде.
— Это не имеет значения. Тебя можно сотворить даже без какой-либо специфической информации о тебе.
— О чем ты говоришь?
— Типлер пишет, что существует около ста десяти тысяч активных генов, формирующих организм человека. Это значит, что все возможные пермутации этих генов — все возможные биологически различные человеческие существа, которые только могут существовать, — насчитывают десять в миллионной степени разных людей. Следовательно, если бы тебе пришлось имитировать все эти пермутации…
— Имитировать десять в миллионной степени людей? — ахнул Ллойд. — Это уж слишком!
— Все зависит только от того, есть у тебя аппаратура с практически безграничными способностями обработки информации или нет, — объяснила Митико. — Да, разных людей ужасно много, но все же это конечное число.
— Конечное? На грани с бесконечным.
— Кроме того, существует также конечное число возможных состояний памяти. Если располагать достаточным объемом для хранения информации, то можно будет воссоздать не только каждого человека, но и любой набор воспоминаний.
— Но тогда понадобится одна имитация человека на каждое отдельное состояние памяти, — возразил Ллойд. — Ну, например, у меня имеется воспоминание о том, что вчера вечером я ел пиццу. Вернее, мне помнится, что я ел пиццу. Но есть и другое воспоминание: что я ел гамбургер. И так далее, и так далее, и так далее — до тошноты.
— Вот именно. Но Типлер говорит, что будет возможность воссоздать каждого человека, который когда-либо существовал, и все возможные воспоминания каждого из этих людей, если иметь место для хранения информации емкостью от десяти в двадцать третьей степени бит.
— От десяти в двадцать…
— От десяти в двадцать третьей.
— Безумие, — покачал головой Ллойд.
— Это конечное число. И его можно воспроизвести на достаточно мощном компьютере.
— Но зачем кому-то понадобится этим заниматься?
— Ну… Типлер говорит, что Точка Омега любит нас, и…
— Любит нас?
— Тебе стоит прочесть эту книгу. Честное слово, у него все получается более разумно и достоверно, чем у меня.
— Да уж, похоже, ему пришлось постараться, — проворчал Ллойд.
— И еще. Не забывай, что течение времени замедлится по мере приближения Вселенной к концу. Если в итоге после Большого Взрыва наступит гравитационный коллапс Вселенной…
— Большинство исследований говорит о том, что этого не произойдет. Для коллапса Вселенной попросту недостаточно массы, даже если брать в расчет темное вещество.
— Но если гравитационный коллапс Вселенной все-таки произойдет, — не сдавалась Митико, — время растянется до такой степени, что будет казаться: до конца света — вечность. А это означает, что воскрешенные люди как бы будут жить вечно. Они станут бессмертными.
— Ой, перестань. Может быть, в один прекрасный день, если мне сильно повезет, я получу Нобелевскую премию. На мой взгляд, это единственная форма бессмертия, на которую можно надеяться.
— Если верить Типлеру, это не так, — возразила Митико.
— И ты действительно в это веришь?
— Ну-у-у-у… Нет, не до конца. Но если даже отбросить религиозные обертона Типлера, разве ты не способен представить далекое-предалекое будущее, в котором — ну, не знаю… в котором какой-нибудь заскучавший старшеклассник вдруг решит имитировать каждого человека и любое состояние памяти?
— Ну… пожалуй. Может быть.
— На самом деле этому старшекласснику вовсе не обязательно пытаться имитировать все возможные состояния памяти. Он мог бы имитировать только одно — на выбор.
— О, теперь я понимаю. И ты хочешь сказать: то, что мы увидели… наши видения отражают не реальное будущее, которое наступит двадцать один год спустя, а вот этот самый результат научного эксперимента из далекого грядущего. Имитацию, пробу пера. Всего лишь одно из бесконечного — прошу прощения, почти бесконечного — числа возможных будущих.
— Вот именно!
— Это не так-то просто переварить, — покачал головой Ллойд.
— Да? Неужели? Неужели это труднее переварить, чем такую мысль: мы видели будущее, которое невозможно изменить, и даже то, что мы знаем о нем заранее, не позволяет нам помешать этому будущему сбыться? Вот послушай: если у тебя было видение, из которого ты узнал, что через двадцать один год окажешься в Монголии, то для того, чтобы победить это видение, тебе нужно просто не ездить в Монголию. Не станешь же ты предполагать, что тебя вынудят туда поехать против собственной воли? Уж если не свобода, то сила воли у нас имеется.
Ллойд решил говорить как можно мягче. Он привык вести научные споры с другими людьми, но не с Митико. Даже в интеллектуальных дебатах всегда присутствовали личные отношения.